Том Хиддлстон о Кориолане: прятаться негде

3.06.2020, The Guardian. Интервью: Крис Уиганд / Chris Wiegand

В то время как в рамках проекта National Theatre At Home готовится трансляция шекспировской трагедии под управлением режиссёра Джози Рурк, ведущий актёр спектакля Том Хиддлстон вспоминает захватывающее сближение, жестокие битвы и холодный душ.

Кориолан — пьеса, которую больше уважают, чем обожают. Почему у неё такая репутация?

«Кориолан» жёсткая, брутальная, необузданная и серьёзная пьеса, но именно поэтому я считаю её интересной. Шекспир помещает действие в древний Рим: и это место гораздо древнее того Рима, что нам знаком, с Клеопатрой и Юлием Цезарем или поздней Империей. Это дикий Рим. Город в борьбе за свою идентичность. Ранний Рим, с голодом, войнами и тиранией.

На примере главного героя Шекспир демонстрирует, как скрытая ярость разъедает, обесчеловечивает и разрушает носителя. Я читал, что люди считают Марция персонажем, которого сложно принять, ассоциироваться с ним, он не так эффективно пробуждает в зрителе симпатию, как Гамлет, Ромео, Джульетта, Розалинда, Отелло или Лир. Но в его высокомерии и гордыне, которые соседствуют с невежеством и презрением, можно найти своего рода честность и чистоту.

Поэзия пьесы — необработанная, грубая, инстинктивная — очень отлична от той элегантности, красоты, ясности и очарования, которые встречаются в других шекспировских работах. Теплота и радость, присущие его комедиям, здесь отсутствуют. Но безграничная серьезность и напряжение пьесы — то, что завораживает в ней.

Насколько хорошо ты знал пьесу?

Не очень хорошо. В сентябре 2011-го на кинофестивале в Торонто я был на предварительном показе потрясающей адаптации Рэйфа Файнса. Был заворожен внутренним напряжением пьесы: энергией, гордыней, силой главного героя, политическим резонансом произведения, непосредственностью и глубиной внутрисемейных отношений, в частности между матерью и сыном — Волумнией и Марцием — которые поразили меня как, возможно, наиболее напряженные и психологически сложные среди всех подобных пар, встреченных мной у Шекспира.

Что привлекло тебя в Кориолане как персонаже?

Я был захвачен эволюцией Марция в Кориолана на протяжении пьесы. Его сюжетная линия явно трагична. Он начинает как самый отважный боец Рима, быстро превозносится как бесстрашный защитник, чествуется Сенатом и избирается в высший политический орган власти.

Ясность его взглядов, бесстрашие и неукротимость духа — все те качества, что делают его великим воином, работают против него в политике. Его честность и гордость не позволяют ему скрывать презрение к жителям Рима, которых он считает слабыми, трусливыми и изменчивыми в вопросах верности и выбора. Он не способен лгать. «Мысль у него со словом нераздельна: / Что сердце скажет, то язык повторит» (His heart's his mouth / What his breast forges that his tongue must vent).

Он превращается в тирана, заклеймен предателем и врагом народа: неудержимый сосуд вскипающей ярости. Он изгнан, превращен «из человека в дракона». Объединив усилия со своим заклятым врагом, Авфидием, он вынашивает план мести против Рима: «Милосердия в нём столько же, сколько молока у тигра» (There's no more mercy in him than there is a milk in a male tiger). И наконец, в самом финале, когда он видит мать, жену и сына, преклоняющих колени перед ним в мольбах о милосердии, он демонстрирует — под жестким внешним презрением — не виданные ранее нежность и уязвимость.

Эта трансформация, рост от блистательного воина, беспощадного «дракона» до «человека в слезах» увлекли меня, как и факт, что причина его непримиримости, доблести, уязвимости, и всех их дальнейших проявлений лежит в его сложных отношениях и привязанности к матери.

Photograph: Johan Persson

Как это произведение о политике и народе созвучно с сегодняшним обществом?

Пьеса поднимает вопрос о том, как много власти может быть сосредоточено в руках одного человека. Этот вопрос всегда остаётся актуальным. «А что такое город? Наш народ», — кричит народный трибун Сициний (в нашей постановке великолепно сыгранный Хелен Шлезингер). Люди должны иметь право голоса.

Кроме этого, думаю, пьеса поднимает ещё один сложный вопрос: как долго человек может выдержать бремя идеализации и демонизации, которые идут в комплекте с мантией лидерства и колоссальной ответственностью.

Эта роль требует физической выносливости. Как вы готовились к спектаклю с постановщиком сценического боя Ричардом Райаном?

Мы с Джози Рурк понимали, что Кай Марций должен быть достоверно представлен на сцене во всей мощи своей физической формы. Нам сказано, что как воин, он «смёл кориолов словно планета». Было над чем поработать. С Хэдли Фрайзером, который играет Авфидия, и Ричардом Райаном мы начали работать за три месяца до начала прогонов текста на сцене. Бой между Марцием и Авфидием — это хорошая возможность исследовать их одержимость друг другом. «Он лев. Я горд охотой на него» (He is a lion that I'm proud to hunt).

Мы надеялись, что будет интересно показать это в ограниченном пространстве театра Donmar. Мы хотели создать ощущение боя, очень близкого, брутального и беспощадного. Для этого требовалось мастерство, соблюдение техники безопасности и бесконечные тренировки. Хореография боя стала нашей ежедневной муштрой. Хэдли работал изумительно. Собранный, приверженный делу, крайне дисциплинированный. Это помогло создать действительно крепкое доверие между нами.

До этого ты принимал участие в постановке «Отелло» в Donmar. Что особенного в этом месте?

Это одно из самых камерных пространств в Лондоне. Я, должно быть, видел здесь сотню постановок за последние 20 лет и как зритель могу сказать, что возможность находиться в такой близости от действия и сцены — переживается как привилегия. Это дает возможность ясной оценки, аудитория находится настолько близко, что им видно каждое движение, каждый взгляд. Актёру там негде спрятаться. Это не даёт расслабиться.

Камерность и единение — вот то, что делает Donmar особенным. Такое сложно представить в разгар эпидемии Covid-19. Театры повсеместно нуждаются в любой поддержке. Проект National Theatre at Home сохраняет для нас театральные постановки, но также напоминает, что вся театральная сфера сейчас нуждается в реальной поддержке: от правительства и от нас, людей, которые любят и ценят театр.

В спектакле присутствует довольно кровавая сцена с душем. Какие у тебя об этом воспоминания?

Я помню, что вода была ледяная. Но каждый раз я был благодарен за это, потому что предыдущие 20 минут — взбирание по одной лестнице, потом бег вниз по другой, пожарной лестнице, стремительные переодевания и битва на мечах были настолько физически изматывающими, что холодный душ воспринимался как великое благо. За минуту до этого Марций говорит Коминию: «Я пойду / лицо умою и тогда посмотрим / Не покраснел ли я» (I will go wash / And when my face is fair you shall percieve / Whether I blush or no). И я иду.

Сцена имеет скрытое значение. Многое в пьесе и сам текст пьесы наполнен отсылками и персонажами, которые одержимы физическим видом Марция, они обьективируют его тело: сколько крови он пролил за свой город? сколько шрамов несёт он на себе как эмблему своей службы? Его мать Волумния, с силой и ясностью воплощенная в постановке актрисой Деборой Финдлэй, говорит в предшествующей сцене: «Кровь мужчины / Сверкает ярче золота трофеев» (It more becomes a man / Than gilt his trophy).

Позже, во время процедуры его избрания в Консул, верховный орган власти, Марций по традиции обязан выйти на рыночную площадь и продемонстрировать ранения, чтобы заслужить одобрение людей и получить их голоса. Марций отказывается это делать из презрения как к самой традиции, так и к обывателям.

Джози хотела, чтобы в сцене с душем зрители увидели те раны, которые Марций отказался показать римской публике. Но ещё мы хотели показать то, чего на самом деле стоили ему эти шрамы. Хотели показать как он морщится от глубокой боли, показать, что эти раны — не товар и не ценный приз. Показать, что за внешностью воина, машины-убийцы, идеализированного гораздо больше его чувства собственной важности — человек, истекающий кровью.

Это довольно напряжённая актёрская игра на протяжении трёх часов. Как ты расслаблялся после спектакля?

Первое, что вспоминается — я постоянно был голоден. К счастью, Ковент Гарден не испытывает недостатка в заведениях, где ты можешь съесть бургер. Всегда буду им за это благодарен.

Изменилась ли как-то твоя игра из-за записи спектакля для NT Live?

Спектакль для NT Live был практически такой же, какой мы играли каждый вечер на протяжении 12-ти недель. Естественно, мы не могли не знать о камерах, направленных на нас со всех сторон, особенно в таком месте как Donmar. И мы очень благодарны Национальному театру за то, что они пришли к нам на другой берег (Темзы). Я надеялся, что запись сможет зафиксировать постоянное напряжение действия. Пьеса открывается бунтом, и он не прекращается до конца.

Что ты уже успел посмотреть во время изоляции?

Я был захвачен, тронут и вдохновлён документальным сериалом «Последний танец» (The Last Dance) о Майкле Джордане и «Чикаго Буллс» (Стив Керр!), сериалом «Нормальные люди» (Normal People) — отличная игра двух главных актёров, Пола Мескаля и Дейзи Эдгар-Джонс. Пересматривал старые теннисные матчи, нашёл их крайне успокаивающими, в частности матч 2014 года, финал Уимблдона между Джоковичем и Федером. И, поскольку нам всем нужно немного отвлечься, «Грязные танцы».

Источник:

за перевод огромное спасибо крупнейшему русскоязычному сообществу ВКонтакте, посвященному великолепному британскому актеру — Тому Хиддлстону!